Тишина. Маленькие звездочки-снежинки, мелькая перед глазами, медленно опускаются на белое, и, такое мягкое и уютное на вид, снежное покрывало. Такой родной и знакомый до последнего сучка плетень перед  глазами, и такая темная, и совсем чужая, улица за ним. Ты делаешь один маленький и осторожный шажок, и снег тихо скрипит под мягкой лапой. Холодно…
В доме горит всего одно окошко. Ты знаешь, что там, за замороженным стеклом, сидит твоя добрая хозяйка, и вышивает… тихо напевая колыбельную маленькому сыночку. А он, сладко посапывая во сне, что-то тихо агукает ей в тон… как будто подпевает. Скоро должен прийти хозяин, принести чего-нибудь вкусненького. Ты, как наяву, видишь, как он открывает калитку, с доброй улыбкой протягивает вперёд руку, чтобы погладить тебя, радостно виляющего хвостом у его ног. Как открывается дверь дома и на пороге появляется хозяйка, накинувшая на плечи лишь тёплый платок. Из её рта струиться редкий парок, от тёплого и прерывистого дыхания, а хозяин, забыв о тебе, в пару шагов подходит к ней, и, обнимая, уводит в дом, в тепло… Потом тебе вынесут что-нибудь вкусное, погладят, скажут добрые слова и пожелают спокойной ночи… А ты, сидя в своей конуре всю ночь не будешь спать… Беречь покой любимых хозяев…
Так было всегда… Все эти десять лет… Ты помнишь ещё, как твоя хозяйка, маленькой девочкой бегала по этому двору… Помнишь её радостный смех. Помнишь, как она грустила, обнимая тебя вечерами… Помнишь её тёплые руки… Ты всё помнишь…
А мелкие и такие разные снежинки всё опускаются на землю… Они уже превратили тебя в снеговика, но ты всё равно не идёшь в конуру… Ждёшь… Ты знаешь, что сегодня в последний раз увидишь их радостные улыбки, услышишь их голос, почувствуешь тепло рук… и всё равно ждёшь.
Тихо скрипнула калитка, и ты уже, чуть хромая и виляя хвостом, бежишь к хозяину. Он, улыбаясь, говорит что-то смешное и треплет твою холку. За твоей спиной открывается дверь, и ты, поворачиваясь, видишь хозяйку, радостно улыбающуюся пришедшему мужу. Она радуется… и ты радуешься вместе с ней. Они уходят, а ты остаёшься сидеть около прикрытой калитки всё так же, изредка, виляя куцым хвостом. Ты знаешь, что всё будет хорошо, что маленький хозяин вырастет, и станет большим и сильным, что хозяйка всё время будет радоваться приходу мужа, а тот, всё время спешить вечерами домой. Ты веришь, в то, что их обойдут напасти, только немного печалишься, что не увидишь всего этого больше…
Вскоре выходит хозяйка, неся в большом деревянном блюде кусочки мяса с костями. Ты так их любишь… Она ставит блюдо около конуры и ласково подзывает тебя. От блюда вверх поднимается еле заметный парок, а ты, чуть прихрамывая, бежишь к ней от калитки. Утыкаясь холодным носом в тёплую ладонь, ты ждёшь, когда тёплая и такая знакомая рука, ласково погладит тебя… почешет за ушком…
Потом она уходит обратно… В тёплый дом… А ты, проводив её чуть печальным взглядом, ложишься около блюда, совсем не обращая внимания на еду… Тебе не хочется есть… Ты доволен тем, что есть... что было… Ты доволен жизнью…
Ты прикрываешь уставшие глаза и ложишь тяжелеющую морду на лапы. Ты знаешь, что через несколько часов твоя густая шерсть вся будет покрыта этими маленькими звёздочками-снежинками, что хозяйка будет плакать… И только то, что ты не сможешь её успокоить немного печалит тебя… Но ничего уже не поделаешь…
Ты уже не чувствуешь  своего тела, а перед твоим взором вдруг открывается тёплый и такой знакомый мир.
Ты, маленьким щенком, бежишь по мягким сугробам, путаясь в ещё неокрепших лапках. Ты бежишь к такому знакомому плетню… к калитке… чтобы встретить того, кого всегда охранял… чтобы почувствовать ласковые прикосновения и увидеть знакомую улыбку…  Чтобы снова жить для кого-то…